О чем не забудут болельщики Спартака
20 октября 1982 года во время матча на Кубок УЕФА «Спартак» – «Хаарлем» (Голландия) в результате давки, по разным данным, погибли от 66 до 340 человек, а число пострадавших достигло тысячи. Официальная версия того, что произошло в тот день, так и осталась неозвученной.
Из слов очевидцев, трагедия произошла в самом конце второго тайма, когда «Спартак» выигрывал со счетом 1: 0 и болельщики потянулись с трибуны «C», на которой всех их держала милиция, к выходу. В этот момент спартаковцы забили еще один гол, и люди, спускавшиеся по лестнице в вестибюль, вновь попытались прорваться на трибуну. Сотрудники милиции не смогли организовать движение толпы, началась давка, перила лестницы сломались, и люди начали падать и давить друг друга.
Власти пытались скрыть информацию о трагедии. На следующий день единственное сообщение появилось в газете «Вечерняя Москва» с заметкой из десятка строчек на последней полосе: «20 октября после футбольного матча на Большой спортивной арене Центрального стадиона имени В.И. Ленина при выходе зрителей в результате нарушения порядка движения людей произошел несчастный случай. Имеются пострадавшие. Проводится расследование обстоятельств происшедшего».
Правду о том, что случилось на матче, власти сообщили лишь в 1989 году. А еще через год на стадионе был установлен знак в память о погибших. В истории рано или поздно все всплывает на поверхность. Даже то, что пытаются утопить под толщей лет. Но тайное становится явным не само по себе. Мы знали и не знали об этой трагедии. Верили и не верили. Да и как было поверить, что на главном стадионе страны, где проводились крупнейшие мероприятия – могут погибнуть в считанные минуты десятки людей? Но, к сожалению, это было.
В тот черный день с самого утра повалил первый осенний снег. Завыл ледяной ветер, ртуть в градусниках упала до отметки минус десять. В такую погоду, как говорится, хороший хозяин собаку из дома не выгонит. И все же истинные болельщики пришли. Ведь предстояло увидеть последний матч международного сезона. Что им холод и непогода – «Спартак» согреет. Тем не менее в тот вечер было распродано лишь около десяти тысяч билетов. Администрация Лужников решила, что все зрители вполне могут разместиться на одной трибуне «С». Так за порядком следить легче. Собрали молодежь в отдельные секторы, а потом оцепили их как «потенциально беспокойный элемент» двойным милицейским кольцом – и за возможные беспорядки на стадионе можно было не волноваться. Да их по существу и не было. Правда, задержала милиция десяток-другой людей, пытавшихся возместить недостаток градусов на улице количеством градусов, принятых внутрь. Но, напомним, дело происходило до начала настоящей борьбы с пьянством, поэтому ничего из ряда вон выходящего в этом факте не было. Еще фанаты попытались было пару раз помахать красно-белыми флагами, но поскольку борьба с болельщиками была уже в самом разгаре, то блюстители порядка быстренько заставили свернуть полотнища и «выдернули» из толпы человек десять – для острастки. Молодежные секторы притихли, проявляя в дальнейшем эмоции лишь по досадным поводам. А во время матча их набралось немало.
В тот день спартаковцы были не на высоте. Так что до самой последней минуты ворота голландского клуба, весьма, надо сказать, среднего по классу, были взяты лишь один раз. С этой последней, девяностой минуты матча, и начинается отсчет времени трагедии. У Сергея Швецова, героя матча, в беседе как-то вырвалось: «Эх, лучше бы я не забивал тот гол!..». Многие болельщики уже перестали верить в удачу москвичей и позволили себе на несколько минут сократить время матча – потянулись к выходу. При минус десяти полтора часа на трибуне – испытание не из легких… Продрогшая на ветру милиция весьма активно их к этому приглашала. Как только первые зрители стали спускаться по лестнице, тут же образовался живой коридор из мундиров, куда особенно настойчиво препровождали (другими словами, подталкивали) молодых болельщиков. Ох, уж этот пресловутый милицейский коридор! После каждого футбольного или хоккейного матча болельщики вынуждены по-прежнему опасливо шагать по нему. Кто был хоть раз в Лужниках, знает: при выходе с верхних секторов зрители попадают сначала на площадку между первым и вторым этажом, а уж оттуда лестничный марш ведет прямиком на улицу. Маршей этих на стадионе множество. Но 20 октября 1982 года в секторе не запертым оказался только один. Один-единственный узкий проход на несколько тысяч человек. Объяснить это можно лишь стремлением работников стадиона облегчить себе жизнь. Себе – но не другим.
К чему приводит такая практика – известно. Вспомним только один случай, тоже скрытый от народа – события во Дворце спорта «Сокольники» в 1976 году. Тогда хоккейный матч между советскими и канадскими юниорами закончился трагически. Большинство выходов было закрыто, и в возникшей давке погибли несколько десятков человек. Эта история еще ждет своих летописцев. Но одно можно сказать с уверенностью: никаких уроков из нее извлечено не было. Правда, кого-то наказали, кого-то уволили. Если бы из случившегося в 1976 году были сделаны правильные выводы, то не случилось бы трагедии в 1982-м…
Итак, едва только первые зрители поднялись со своих мест, как милиция в сотрудничестве с администрацией начала операцию, которая на специфическом жаргоне правоохранительных органов носит название «зачищение». О стилистических достоинствах этого термина можно спорить, но суть действий он передает достаточно точно – болельщиков начали подталкивать к выходу. Люди стекали вниз, организованно толкаясь и скользя по обледеневшим ступенькам. И в это самое время в морозном воздухе вдруг родился крик восторга. Швецов не дал-таки «Хаарлему» уехать домой «налегке». За двадцать секунд до финального свистка он все же загнал второй мяч в ворота гостей. И на трибунах бурно приветствовали успех любимцев.
Те, кто уже находились на нижних ступеньках, естественно, захотели узнать, что произошло за двадцать секунд до конца матча на так не вовремя покинутом ими стадионе, и повернули назад. В этот момент крик восторга перешел в вопль ужаса. Ибо, напомним, выход был открыт только один. А сверху в темный проход тоннеля продолжали заталкивать все новых и новых людей. Тем, кто пытался остановиться, торопливо говорили: «Все, кончилось уже. Забили – ну и радуйтесь себе на улице. Домой, домой. Не останавливайтесь на проходе!» А тем, кто и после этого не слишком спешил в давку, помогали – подталкивали в спину. Сверху движение толпы ускорили. Снизу оно ускорилось само. И два неуправляемых потока встретились на той злополучной узкой лестнице. –Это было что-то ужасное. Мы не могли сдвинуться с места, а толпа напирала и сверху, и снизу – рассказывал заядлый в прошлом болельщик «Спартака» Владимир Андреев. – Справиться с обезумевшими людьми не было уже никакой возможности. Я видел, как какой-то офицер милиции, кажется майор, прыгнул в толпу, чтобы остановить ее. Но что он мог сделать? Поздно уже было. И он остался в толпе.
Вскоре после окончания матча на каменную мерзлую землю стали складывать искалеченные тела людей. К месту трагедии вереницей мчались с включенными маяками машины «скорой помощи». Лужники в мгновение ока оцепила милиция и внутренние войска – трагедия была взята в окружение… В то время считалось, что в нашем государстве все хорошо. И просто не может быть плохо. И вдруг – такое! Вот и делали вид, что ничего не произошло. То было время апофеоза борьбы с болельщиками. Кричать на трибунах было нельзя – следовало сидеть чинно, словно в театре. Надеть на голову шапочку с цветами любимой команды или «розу» (так фанаты зовут шарфы) – почти уголовное преступление. Да что там «роза»! Попробуй кто хотя бы значок надеть – уже фанат. Ату его! Наряды милиции утроенной численности без всяких на то оснований (на стыке 70-х и 80-х назойливо «опекаемый» зритель не слишком-то и рвался на футбол) не бездействовали. Фанатов – и истинных, и «подозреваемых» – водили в пристадионные комнаты милиции, регистрировали, переписывали, штрафовали, сообщали о них на работу или в институты. Другими словами, всеми силами старались сделать из них изгоев общества, чтобы было на кого при случае показать пальцем. И преуспели в этом. Страшно говорить, но чиновникам по делам молодежи из комсомола трагедия в Лужниках помогла. «Во всем виноваты фанаты» – эта версия стала официальной. И в 135-м отделении милиции, дислоцирующемся в Лужниках, всем показывали красно-белые майки, якобы подобранные на стадионе после матча. Вот только никто почему-то не подумал, что при температуре минус десять на футбол в майке может пойти только редкостный, простите, индивид. Ну до подобных деталей тогда дела никому не было. Вот и получилось, что этот черный день не только убил у многих родителей детей – было сделано все, чтобы погубить и добрую память о них. Многие преждевременно постаревшие отцы и матери плакали и рассказывали о тех, кто не давал этим слезам просохнуть все семь лет, прошедших после трагедии. Сыновья их были обычными парнями – рабочими, студентами, школьниками, в меру старательными, порой без меры беспечными – это ведь так свойственно юности. Многих, очень многих из них отцы и матери уговаривали не ходить в Лужники в такой жутко холодный и ветреный день. Ах, если бы они послушались того доброго совета! Когда на Москву опустилась ночь, домой они не вернулись. Родители бросились в отделения милиции, но там им ничего ответить не смогли – не было сведений. Тогда они ринулись в Лужники, на стадион, который был оцеплен. Через оцепление их не пропустили, и они стояли за милицейской шеренгой, теряясь в догадках. Потом, под утро, несчастные родители метались по столичным моргам, пытаясь опознать и боясь опознать тела сыновей. А потом ждали долгих тринадцать дней, ибо только тогда по чьей-то безымянной, но явно исходящей от высокопоставленных лиц указке им разрешили похоронить своих детей – «плохих» детей, доставивших всем столько ненужных неприятностей и хлопот. Гробы с их телами разрешено было по пути на кладбище завезти домой. Ровно на сорок минут – не больше – попрощаться в присутствии милиционеров. И затем организованно, с эскортом – в последний путь. Единственное, что им позволили сделать самим, – выбрать кладбища. Они выбрали разные, а сейчас, по прошествии лет, жалеют, что не одно – случись что с кем из них, сестры и братья по несчастью за могилой бы как за сыновней ухаживали. Впрочем, и здесь, похоже, все было продумано – властям не нужен был мемориал, а на разных кладбищах могилы найти непросто. На самый главный вопрос родителей: кто виноват в гибели их детей? – им ответили сразу: «Сами дети. Создали напряженную обстановку, потому кровь и пролилась. Вы жаждете еще чьей-то крови? Ждите, будет суд». До самого его заседания, состоявшегося 8 февраля 1983 года, они бились в поисках адвокатов. Никто не брался защищать погибших. Так адвокатов и не нашли. Сейчас несостоявшиеся защитники в один голос призывали нас вспомнить о том, какое тогда было время. «Кого, – спрашивали они, – вы бы хотели, чтоб мы обвиняли? Смелость, гражданская и профессиональная, тоже, знаете ли, свои границы имеет…» Что ж, они сейчас стали смелее – тогда отказывались без объяснения причин.
Суд представил главным виновником свершившегося коменданта Большой спортивной арены Панчихина, проработавшего до страшного дня в этой должности два с половиной месяца, и определил ему меру наказания: 1,5 года исправительных работ. Дела тогдашних руководителей стадиона – Лыжина, Кокрышева, Корягина – были выведены в отдельное судопроизводство и обвинительным приговором не окончились. Вопрос о том, почему обеспечение безопасности выхода тысяч людей со стадиона было доверено столь неопытному работнику, остался на суде без ответа. Действия сотрудников милиции вообще никакой оценки не получили – судья Никитин не слишком принимал во внимание показания оставшихся в живых пострадавших. Хотели, дескать, крови – получите Панчихина.
Только ведь не хотели родители погибших ребят крови. Не об отмщении шла речь – об уроке. Чтобы не повторилась эта трагедия. Но, увы, их голоса никто не услышал – письма, адресованные в высокие инстанции, остались без ответа.– Мы хотим и хотели только одного – знать истинных виновников гибели наших детей, – говорила семь лет спустя Нина Александровна Новостроева, потерявшая в тот роковой день единственного сына. – Не может же за все отвечать человек, проработавший на стадионе без году неделю. Но истина была окружена для нас все эти годы заговором молчания и лжи. Мы так и не смогли найти правду. Как не смогли найти личных вещей погибших – ребят нам выдали полностью раздетыми. Как не смогли за эти годы ни разу в день годовщины их смерти попасть на злополучную лестницу – ее от нас закрывают специально. Как не смогли добиться помощи в установлении памятников на их могилах – все обещания о помощи в день похорон оказались на поверку пустым звуком. Их называли хулиганами. Кто из этих людей знал наших детей при жизни, чтобы после смерти выставлять их изгоями? Как пробить эту рутину черствости, окостенелости, равнодушия?
С болью рассказывали о трагедии некоторые сотрудники милиции. После трагедии на стадионе в Шеффилде «Советский спорт» опубликовал черный список футбольных жертв, погибших в разное время на стадионах мира. В этот ряд поставили тогда и Лужники, но точного числа погибших привести, понятно, не смогли. Точного количества жертв не назвал в свое время и суд. Определить его практически невозможно. Прокуратура утверждает, что погибло 66 человек. Родители погибших ребят говорят, что жертв было больше, и не верить в это нет оснований.
В следующей статье я расскажу, был ли прототип у подводной лодки из фильма «72 метра».
РЕКОМЕНДУЮ ЕЩЕ ПОЧИТАТЬ: